Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)

У Волькуши – Сблоевск – Жабицке окруженные русские колонны выступили из опушки леса быстро вперед. Они отбросили свои прежние способы борьбы, как можно больше окапываться, и искали прикрытие в холмистой местности между Волькуши – Бартники – Марковцы – Старожинце. Тогда немецкие пулеметы открыли свой огонь, гаубицы и пушки стреляли на восемьсот метров и под конец на четыреста пятьдесят метров по густым массам, которые после поражения заполнялись новыми колоннами.

Все это избиение, которого не знает военная история, разыгралось на площади в две тысячи метров, так что даже простым глазом можно было видеть, как целые кучи людей оставались лежать и как батальон за батальоном был уничтожаем под треск пулеметов. Под беглым огнем легкой полевой артиллерии новые и новые колонны выступали вперед, все более и более поле усеивалось трупами на этом узкоограниченном участке боя, и немецкий огонь наносил все новые большие потери в колоннах, в их безумной атаке.

После двухчасового беглого огня все действия русского отряда были приведены к полному его поражению. Принесенные в жертву тысячи людей на жертвенник войны были напрасны, так как прорвать немецкое железное кольцо было невозможно, и последняя отчаянная попытка генерала Булгакова прорваться на Гродно – рухнула! Но какая картина представлялась при наблюдении из Волькуш!

Друг на дружке лежало бесчисленное количество трупов, которыми были усеяны впередилежащие высоты, но честь 20‑го корпуса была спасена, и цену этого спасения представляли семь тысяч убитых, которые пали в атаке в один день битвы на пространстве двух километров, найдя здесь геройскую смерть!

Попытка прорваться была полнейшим безумием, но святое безумие – геройство, которое показало русского воина в полном его свете, которого мы знаем со времен Скобелева, времен штурма Плевны, битв на Кавказе и штурма Варшавы!

Русский солдат умеет сражаться очень хорошо, он переносит всякие лишения и способен быть стойким, если даже неминуема при этом и верная смерть!»

Итак, ядовитая, а для некоторых и смертельная «пилюля плена» и встречной речью немецкого генерала, и этой газетной статьей была подслащена…

Далее, в течение семи дней, мы испили до дна горькую чашу «пути в плен», а затем настал и самый плен. Но об этом следующая книга моих воспоминаний.

В плену

Любимому другу – жене посвящаю

Часть первая

Истинная жизнь бывает только вместе со свободой.

Жизнь, и так уж короткая, сокращается еще насилиями, которые вкрадываются в человеческий род.

Вместо предисловия

Издавая вторую книгу моих воспоминаний «В плену», я считаю необходимым сказать следующее.

Когда вышла в свет моя первая книга, «На войне», я, кроме лестных для меня отзывов и рецензий в печати, получил и до сих получаю много писем с выражением благодарности за книгу, как в Литве, так и из других стран и из разных углов русского рассеяния, и не только от частных лиц, но и от участников Великой войны и тех боев, которые я описал в своей книге. Лестное для меня мнение и похвала последних мне дороги еще и потому, что эти глубокоуважаемые мною лица, как, например, генерал Адариди, бывший начальник 27‑й пехотной дивизии – доб лестный герой Гумбиненской победы, или бывший начальник арьергарда 20‑го корпуса – генерал-майор Дрейер, сообщили мне новые данные об этих боях, а о последнем бое 20‑го корпуса я нашел ценный материал в книге: М. П. Каменский, «Гибель 20‑го корпуса по архивным источникам штаба Десятой армии» (Госуд. изд., Петербург, 1921 г.)

Затем, в этом же 1932 году, летом, мне была указана книга немецкого генерала фон Гальвица, бывшего командира 2‑го гвардейского корпуса, с подробным описанием и боя у Алленбурга (Max von Gallwitz «Meine Führertätigkeit im Weltkriege» Berlin 1930. Verlag von E. G. Witter u. Sohn.) Я нашел в ней («Gefecht bei Allenburg 9 Sept. 1914», II глава) не только подробное описание боя 27 августа 1914 г., но и – что важнее – полное признание противником успеха обороны моста моим маленьким отрядом у деревень Триммау – Шаллен – Егерсдорф.

Все это и заставило меня во вторую книгу «В плену» (продолжение «На войне») включить то, что было пропущено в первой книге.

Да не посетует читатель за это отступление от прямой темы книги «В плену». Но ведь это так естественно, разбираться в действиях и чувствах, уже пережитых на войне, уже прошедших, но… так ярко запечатлевшихся в уме и сердце каждого настоящего воина, что умолчать об этих чувствах – невозможно.

Привожу наиболее ценные отрывки из полученных мною писем.

Вот что пишет генерал К. М. Адариди из Гельсингфорса:

«На мою долю выпала в свое время высокая честь командовать доблестной 27‑й пехотной дивизией во время ее первого наступления в Восточной Пруссии, отмеченного победою под Матишкеменом и Варшлегеном (местечки около Гумбинена), смело можно сказать, единственною за всю эту операцию… Как в этой победе, так и во время первого за войну боя под Герритеном доблестный Уфимский полк сыграл выдающуюся роль[3], выказав выходящие из ряда стойкость и выносливость… Ваша книга заставила меня снова пережить то время, а ваши отзывы, помещенные в ней обо мне, до чрезвычайности меня растрогали; они особенно ценны для меня, так как высказаны строевым офицером, может быть, даже не знавшим, нахожусь ли я вообще в живых, и попадет ли Ваш труд когда-либо в мои руки. В свою очередь, посылаю Вам оттиск моей статьи о первых боях дивизии, помещенный в „Schweizerische Monatsschrift für Ofziere aller Wafen“ на немецком языке[4].

В позапрошлом году я по приглашению общества офицеров швейцарской армии посетил целый ряд городов Швейцарии, где на языках французском и немецком делал сообщения о Гумбиненском сражении, главным образом о славных действиях доблестных полков нашей дивизии и ее артиллерии, стараясь дать верную картину тех событий, которые покрыли их неувядаемой славой».

Отрывки из письма генерал-майора Дрейера из Парижа:

«Многоуважаемый полковник!

С громадным удовольствием прочел Вашу книгу „На войне“. Служа в Вильне в штабе корпуса, я, конечно, знал лично доблестные полки 27‑й дивизии с их командирами и офицерами. Судьбе угодно было, чтобы с ноября 1914 г. я разделил с 27‑й пехотной дивизией (начальником штаба коей состоял) ее действия в Восточной Пруссии и ее гибель в Августовских лесах.

Мне дорого было пережить снова, читая Вашу книгу, эти тяжелые дни и оживить многие подробности, ускольз нувшие за давностью лет из памяти.

Мне нравится Ваша манера письма, простая и ясная, и я жалею лишь, что в Вашу книгу не вошли некоторые подробности, особенно в описании гибели 20‑го корпуса…

В частности, могу Вам указать, что записку немцам, отправляя раненого полковника Отрыганьева, писал я. Пожимая ему на прощанье руку и ободряя его, вручил ему последнее, что у меня было – полбутылки коньяку, надеясь, что она его согреет и поможет ему легче перенести это путешествие.

Мне самому помог Бог после окончания арьергардного боя прорваться с отрядом в тридцать человек в тыл немцев, где в болоте „Козий рынок“ мы, шестеро – два офицера (я и капитан Махров) и четыре солдата, просидели две недели и, когда началось наступление от Гродно, вышли к своим. Чтобы не подохнуть с голоду, съели одну из наших шести лошадей.

О себе говорю между прочим, ибо этот малый эпизод не прибавил бы цены к интересу Вашего труда. Мне лично книга Ваша доставила громадное удовольствие – так приятно вспомнить «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».

Отрывки из письма генерала М. Н. Соловьева, старого уфимца[5] из Нью-Йорка:

«Читал я Вашу книгу „На войне“ с захватывающим интересом, гордостью, печалью, осеняя себя крестным знамением, находя имена убитых героев, моих сослуживцев и сверстников – вечная им память и светлый им рай – мученикам героям! На странице девятой Вашей книги, где Вы пишете: „Столетний юбилей полк отпраздновал в 1911 году“, я на полях книги сделал пометку: „Грамоту на новое знамя по Высочайшему повелению я привозил полку из СПб, где я тогда находился на службе в главном управлении Генерального штаба“ /…/

Книгу Вашу „На войне“, как имеющую огромное значение для подрастающего поколения, я передал в надежные руки; Вам же честь и слава, и низкий поклон от старого уфимца за тот памятник, который Вы воздвигли родному 106‑му пехотному Уфимскому полку, а равно за ту редкую, исключительную в наше время любовь к своему полку вообще, так и отдельно ко всем сослуживцам и особенно к младшей братии – солдатам, каковой любовью пропитана чуть ли не каждая строка „На войне“.